Я не буду здесь кокетничать по поводу того, что «прогнозы – дело неблагодарное». Уж что привиделось, то привиделось. Прогноз — это попытка цивилизованного человека приручить, упорядочить будущее, а приручение, упорядочение будущего — это одна из экзистенциальных потребностей любого человека.
Рациональное представление о будущем важно, но не как цель движения, а как направление движения для тех людей, которые считают свою волю свободной. Чем это движение закончится – дело второе. В движении противопоставление покою важнее цели движения. Образ будущего, каким бы он ни был, даёт повод выйти из состояния покоя.
***
Демократия в России не может случиться СРАЗУ, С СЕГОДНЯ НА ЗАВТРА – в результате демократической революции, антипутинского олигархического мятежа, поражения России в Путинской войне, антивоенного народного восстания или другим подобным образом.
Демократия в России не может случиться сразу, с сегодня на завтра, как это случилось в Западной Германии после оккупации её в 1945 году американскими, английскими и французскими войсками; как это случилось в странах Восточной Европы после бархатных революций 1989-1991 годов; как это случилось в самой России в ходе незавершённой августовской революции 1991 года.
Новая российская демократия, а точнее новая российская демократичность и новое политическое свободолюбие будут вызревать ПОСТЕПЕННО, внутри и на основе ПОСЛЕПУТИНСКИХ ГИБРИДНЫХ РЕЖИМОВ, подобно тому, как в 80-х годах прошлого века новейшая для того времени российская либеральная демократия вызревала внутри коммунистического режима под эгидой горбачёвской Перестройки.
***
Все три года войны традиционные российские демократы (как в эмиграции, так и в самой России) с энтузиазмом обсуждают планы по послевоенной демократизации России: чрезвычайные меры по ликвидации последствий войны и диктатуры; деоккупацию Украины; способы и принципы создания трибунала для высших должностных лиц диктатуры и военных преступников; возможные форматы люстраций пособников диктатуры и т. п. Недавно очередным поводом для таких обсуждений стала программа Мемориала «100 дней после Путина».
С точки зрения свободолюбия, прав человека, общепринятых представлений о справедливости большинство таких рассуждений и планов вполне себе разумны, достойны и справедливы, но все они имеют один изъян – хоть какой-то ПРАКТИЧЕСКИЙ СМЫСЛ эти планы и рассуждения могут иметь только в том случае, если традиционные российские демократы смогут каким-то образом монополизировать власть в послепутинской России, как это случилось, например, в 1991 году.
Но если в начал войны такая перспектива была, как минимум, одной из возможных, то сегодня она не имеет никаких достоверных оснований для того, чтобы стать реальностью.
Сегодня, по-моему, очевидно, что и оккупация России армиями демократических государств, и либерально-демократическая революция в самой России не являются хоть сколько-нибудь реалистичными сценариями развития событий. А только в этих случаях сегодняшние российские демократы могли бы рассчитывать на политический карт-бланш в России.
Во всех прочих вариантах прекращения Путинского режима (смерть демиурга, его добровольный уход с передачей власти преемнику или без таковой, военный или олигархический переворот) сегодняшние российские демократы не имеют ни малейшего шанса влиять на становление послепутинской России, хотя могли бы иметь такой шанс в рамках послепутинских политических коалиций, веди они себя политически более осмотрительно в первые два года Путинской войны. Я о тягостном публичном слабодушии российских традиционных демократов в виде безумия русофобии и народофобии, охватившими их от бессилия перед войной и диктатурой.
***
Политик, любой активный гражданин не может НЕНАВИДЕТЬ и ПРЕЗИРАТЬ свою страну и свой народ, какими бы они ни были – ему в стране жить, ему добиваться благосклонности её народа. Критиковать, предостерегать, требовать от собственного народа, от нации – да, но желать всех кар небесных, мечтать об оккупации и расчленении своей страны, считать её мировым злом, радоваться гибели её солдат, хоть и в несправедливой войне… - это уже за пределами любого политического мышления (но не гуманитарного, возможно). А переносить естественную ненависть к правящей диктатуре на принявший/терпящий её народ, на всю историю и культуру своей страны — это верх политической и духовной незрелости, это элементарно вульгарно. Это культурный нацизм, вызревший, как и всякий нацизм, в потакания собственным слабостям.
Конечно, далеко не все так обезумели, думаю даже не большинство из нас, но обезумевшие были самыми громкими и самыми интересными для оппозиционных, мировых и путинских СМИ, а нормальные, как правило, молчали, не смели возражать, не отмежёвывались. В итоге именно «русофобы», «народофобы» и «расчленители России» стали лицом российской либеральной демократии для российского большинства – для народа, как бы кто к нему ни относился. И ни одна только путинская пропаганда была автором этого образа.
Принимая во внимание послепутинские перспективы для свободы и демократии в России, особенно подставились наши демократические лидеры и инфлюенсеры: и те, кто сами транслировали подобные взгляды, и те, кто, не разделяя их, не осмеливались им перечить, в лучшем случае, прятались за пышную диалектику вины и ответственности. Как я представляю себе политическую личность Алексея Навального - он мог, да и должен был дать отпор «российской либерально-демократической русофобии», но и этого, к сожалению, не случилось.
Есть у меня одна гипотеза о появлении этой странной «родовой болезни российских демократов». Почти полное отсутствие у массового российского демократа и либерала политического опыта властвования - как избираемых и как избирателей (несколько лет в начале 90-х – не в счёт) – привело к уникальной ситуации: за демократию в России борются люди, не являющиеся политиками, не думающие как политики. Жёсткая конкуренция за власть через конкуренцию за избирателя не воспитала в российских демократах уважения к избирателю, к народу. А отсутствие сурового опыта реальной ответственности за судьбу страны не воспитало в них политической ответственности, осмотрительности, не привило им ценности компромиссов и коалиций и много другого, входящего в пакет навыков и умений демократического политика. По сути, массовый российский демократ и либерал – это «старый, добрый большевик», да ещё и «большевик», стесняющийся/боящийся быть революционером. Просто жуть. Среди нас нет политиков (несколько замечательных исключений, включая Алексея Навального не в счёт). Среди нас самые заметные правозащитники для своих и политические моралисты.
Так или иначе, в послепутинской России традиционным российским демократам уже уготована роль козла отпущения – самой непатриотичной, самой антинациональной, самой антироссийской, самой антинародной, самой предательской политической силы страны. Эту карту будут разыгрывать все кому не лень: и слева, и справа, и снизу, и сверху.
Впрочем, на традиционных российских демократах свет клином не сошёлся. В послепутинской России будет кому замолвить слово за демократию, свободу и разнообразие.
***
Предварительное замечание в связи с дальнейшими предположениями.
Ниже я не буду рассматривать самый радикальный вариант послепутинской России – приход к власти военной или провоенной хунты. Во-первых, просто потому что с хунтой, если она случится, всё ясно – она будет естественным, но гипертрофированным продолжением путинской диктатуры, поэтому для сил свободы и демократии её приход к власти мало что изменит. Степень, форма и направление репрессий при хунте будут зависеть от того, кто будет доминировать в ней: армейские генералы или идеологизированные боевики вроде Пригожина и Гиркина. Цели хунты и весь её политический дизайн будет зависеть от военной ситуации, которая будет на момент захвата власти. Во-вторых, хунта хоть и является одним из реалистичных вариантов развития послепутинских (вместопутинских) событий, но не представляется мне наиболее вероятным вариантом.
Вся страна с затаённым нетерпением ждёт ухода Владимира Путина, экзистенциально связывая с его уходом всевозможные послабления, смягчения, облегчение, в том числе и прекращение войны. Так мне представляется коллективное бессознательное моей страны. Лидер нации совершенно на ровном месте перенапряг всех и вся в России. Никто, конечно, пальцем не пошевельнёт, чтобы ускорить его уход, но, когда этот уход случится, вся страна как в крепостной проём ринется в это окно возможностей, и вряд ли кто-то из путинских последышей сможет противостоять этим «общественным ожиданиям послабления» просто потому, что не будет обладать таким же неохватным, как у Владимира Путина, капиталом народного уважения и народного страха. На второе такое же бремя – ещё один лишающий всех покоя и безопасности экстремистский режим – люди не согласятся. После Путина все осмелеют. И наоборот - умеренность и осмотрительность с большей вероятностью, чем радикализм, будут уделом послепутинских правительств. В то время как положение послепутинской и послевоенной России в новом мировом порядке может требовать совсем другого.
